Geometria
Интервью: Никита Забелин
11.03.2016
Российский музыкант и продюсер приехал
в родной Екатеринбург, чтобы отыграть диджейский сет в Доме печати 11 марта 2016.
Накануне выступления Никита рассказал
музыкальному редактору Geometria.ru-Екатеринбург Евгению Свалову о своём восприятии сегодняшней российской электронной сцены.
Никита, здравствуй! Ты снова в родном городе.
Каким ты ощущаешь его сегодня, что влияет? Какие музыкальные мысли тебя сейчас занимают?
NZ: Думаю, есть какой-то особенный, сиюминутный
уральский поток музыкального сознания. Приезжаю сюда — и он появляется, потому что впитан с детства и не покидает меня. Когда ты здесь родился и вырос, это такое наследие, которое в дальнейшем влияет на всё твоё творчество.
В первую очередь, я бы выделил влияние местной
архитектуры — когда ты маленький, то не интересуешься искусством, а архитектура — это то искусство, которое находится на улице, и ты так или иначе всё равно в нём растёшь.
Мой последний трек Bells, изданный на «трипе»
у Нины Кравиц, был записан здесь. Дома, ночью, в наушниках от плеера, на компьютере, случайно. Это как раз тот самый сгусток энергии, который внезапно появился, а мне удалось его зафиксировать в звуке.
Я против аранжировки в электронной музыке,
в техно, и принципиально её не делаю. Я создаю некоторые композиции, структуры, работающие по заданным мной алгоритмам — они сами воспроизводят звук и сами его видоизменяют, сами дополняют.
Фактически мне нужно потратить определённое
время, чтобы составить композицию, что и является для меня собственно творческим процессом, а потом нажать последовательно три кнопки — запись, воспроизведение, стоп. Всё.
Именно в таком виде композиция Bells и вышла
на лейбле «трип». Это не аранжировка, а принципиально другой подход, прямой поток.
У тебя есть какой-то мобильный комплект
для записи, который всегда с тобой?
NZ: Нет, у меня нет студии, вообще никакой.
Более того, я занимаюсь не только электронной музыкой, но и живой музыкой, для чего нужна как раз таки студия — чтобы «сыгрываться» с музыкантами.
Техно для меня — это ежесекундное явление,
тот самый «оголённый провод», который нужно поймать, чтобы получился трек — на него уходит от 30 минут до трёх часов, это максимум. Всё, что дольше, на мой взгляд, это — перепродюсирование, когда у тебя уже есть задумка и ты начинаешь её обрабатывать, а в конечном итоге теряешь.
Техно музыка очень быстро себя репродуцирует,
это как взгляд, случайно пойманный на улице. Вы пересеклись взглядами и больше, скорее всего, никогда не увидитесь, но вот именно в ту секунду что-то общее вас объединило.
Техно трек для меня — это и есть вот такая
секундная искра, от которой ты можешь получить гораздо больше эмоций, чем за целый день.
Многих электронных музыкантов наоборот
радует возможность «заморозить» работу над треком, чтобы вернуться к ней, к любому шагу в подходящий момент. Сегодня немного посидел, завтра поделал — переключился на другие дела.
Думаю, это не тот подход. Я начал заниматься
музыкой на рубеже 8 и 9 классов школы, с обучения игре на гитаре, причём не по академической программе, а на индивидуальных занятиях с преподавателем, к которому я ходил по собственному желанию. Там я как раз и усвоил эти одномоментные, сиюминутные, живые принципы.
Перепродюсированию — нет, свободному потоку
— да.
В анонсе твоего ближайшего выступления
в Доме печати сказано об особенном, жёстком роковом культурном фоне, который повлиял на тебя в 90-е и который наложился на жёсткость уже иного характера, из мира техно. Что это был за фон?
NZ: Это очень странная история, не очевидная
для меня самого. Музыка всегда была со мной, но я никогда не относился к ней фанатично. Помню, как слушал Scooter, The Prodigy, The Chemical Brothers, мне нравился speed garage и даже была кассета Афекса Твина Drukqs.
В 10 лет для меня было нормально пойти и
купить на кассете The Fat of the Land, потому что я знал, кто такие The Prodigy.
Помню, как показывали по телевизору клип
Мерилина Мэнсона Man That You Fear — только-только в 1998 запустилось MTV, годом раньше вышел Antichrist Superstar, клип был приурочен к выходу альбома, о нём показывали ещё дополнительные новости. Я всегда захватывал момент музыкальных историй, музыкальных новостей.
Хорошо помню именно 1998, когда мне было 11
лет и появилось определённое чувство «музыкального бэкграунда», которое не могу до конца объяснить.
Клип Мэнсона Rock Is Dead, я играю на гитаре,
по MTV накатывает вся эта волна — Ленни Кравиц, Мэрилин Мэнсон, Korn. Дальше, в 2000-2001, это Slipknot, Cradle of Filth и многие другие, в том числе doom, hardcore, black metal. Но до всей рок- и металл темы была электронная музыка!
Нельзя не сказать и о влиянии родителей:
мама слушала The Chemical Brothers и Scooter, а папа — Луи Армстронга, Майлза Дэвиса, Би Би Кинга и Барри Уайта, и в этой атмосфере сочетания электроники, блюза и джаза формировалось и моё музыкальное самосознание.
Естественно, особенную роль сыграли и фильмы.
«Маска», и особенно выделю саундтрек к ней, «Криминальное чтиво» — фильм, который был со мной буквально с детства, потому что он был интересен и актуален для родителей на тот момент.
Чёрные, грязные дела в сочетании с юмором,
к тому же, это ещё и Урал! (Смеётся).
Переместимся тогда с Урала в Москву — какие
перемены произошли с твоим проектом Techno Makes Sense и что сейчас с Resonance Moscow?
NZ: Недавно мне удалось наконец-то сформулировать
ёмкое, лаконичное определение, что же такое Techno Makes Sense.
Для меня техно — не музыка, это — культура,
жанр. Можно одеваться в техно, слушать музыку техно, в роке играть техно. Это некоторый флёр и больше, чем просто музыкальная культура.
Techno Makes Sense — это алгоритм восприятия вещей.
Техно имеет смысл не потому, что мы верим
в него, как в музыку, а как в что-то, что учит тебя балансировать, ценить детали, следить за мелочами и пытаться их сохранить, искать новые рисунки, абстрактно мыслить, авангардно, в другой перспективе относительно реальности. Намного больше, чем просто музыка.
Более того, для меня вся музыка в современном
ключе — это техно, потому что мои критерии оценки и разграничения — немного другие. И дип хаус, и тек хаус и всё другое, что даёт мне такое восприятие мира — называю техно.
Когда я запустил «Резонанс», задачи были
схожи с теми, что я ставил перед собой много лет назад на Урале в проектах Techno Diving и Minimal Ural — содействовать развитию артистов.
Когда я был в самом начале пути, здесь не
было людей, которые могли бы помочь новичкам-музыкантам, к кому можно было бы обратиться с вопросом или за советом.
Да и сейчас я вижу массу проблем у артистов.
Финансовые, семейные, государственные проблемы, которые необходимо решать, чтобы у нас была здоровая культурная среда и чтобы она развивалась. Для этого нужно сначала подготовить почву.
Почва — это государство, потому что артист
— самое незащищённое звено. У артиста кроме паспорта вообще ничего нет. Он чаще всего беден, не может выехать за границу, ему даже военный билет не нужен, потому что загранпаспорт не надо получать. Ни ИНН, ни СНИЛС, ни пенсии, ни-че-го. Зато они — настоящие творческие единицы.
Я считаю, что только культура позволит
нашему государству развиваться дальше, и меня не устраивает, что никто не озабочен проблемами артистов, все сфокусированы только на своём.
Программа «Резонанс» — это коммуникационная
платформа для артистов, слушателей, промоутеров и всех-всех-всех. На сайте resonance.moscow есть карта, на ней отмечены города и внутри городов — полные списки всех музыкантов, как-либо участвоваших в программе — звучал их трек или микс, было участие в вечеринке Unit у меня в «Родне».
Это система, которая позволяет объединить
людей в Интернет-пространстве и вывести их на FM-радио в Москве, где их музыку услышат в самое подходящее время, в 11 вечера субботы, когда очень многие едут в клубы и как раз послушают передовую, актуальную, отличную российскую электронную музыку.
Причём у этих авторов может не быть вообще
ни одного официально изданного трека! За год «Резонанса» в эфире я открыл для себя около 150 музыкантов, многие из которых творят просто шедевры, но почему-то никому их не показывают, пишут для себя, в стол. Или считают это баловством, а я потом слушаю и поражаюсь, потому что это надо срочно издавать!
Вот, например, сегодня я опубликовал новость
о Жене Confluence, он — один из ключевых моих открытий, пермский музыкант, с которым мы очень много вместе двигались в рамках радиопрограммы, он присылал много своего и он мне понятен.
Буквально только что вышел его релиз в
Испании, на хорошем лейбле ATT Series. В цифровом формате, но ничего страшного. И сегодня о нём уже пишет Mixmag Россия!
Меня очень угнетает мысль, что такие таланты
вынуждены быть зависимыми от дневной работы. Я представляю, что такое дневная работа — это просто петля на шее для настоящего артиста, который ведёт себя экспрессивно по отношению к реальности.
Мой совокупный трудовой стаж насчитывает
всего около 3 месяцев. Я не мог выдержать больше недели, потому что мне постоянно кто-то что-то пытался указывать. Лучше я буду голодать, чем кто-то мне будет указывать, что делать.
Не всем присуща такая решимость и уверенность,
как тебе. Многие сходят с дистанции. Причём, возможно, буквально в одном шаге от успеха.
NZ: Все эти явления легко объяснимы. Причина
на поверхности — нехватка денег. Помимо того «рупора», который я создал в радиошоу, я озадачен опосредованным зарабатыванием денег и для всех этих музыкантов.
Если бы все были обеспечены, к примеру,
еженедельными гастролями с хорошими гонорарами, то мы бы не знали огромной массы примеров, когда люди слышат от своих родных и близких упрёки типа «ты музыкой собираешься до пенсии баловаться», «когда ты найдёшь нормальную работу» и т.д.
Но это оказывается невозможным, потому
что люди, у которых есть опыт, сходят с дистанции. Те, кто могли бы чему-то научить, не встроены в механизмы преемственности. Этой преемственности у нас просто нет.
Например, в клубной сфере я всегда общался
с теми, кто старше — на Урале это были Максим Одоевский, Дмитрий Раевский, потому что у знакомых сверстников учиться было нечему.
И сейчас взрослые не умеют общаться с молодыми,
а молодые — со взрослыми. Но очевидно же, что для зарабатывания денег не обойтись без взаимодействия со взрослыми.
Клубу необходимо сочетать экономическую
и культурную стороны, причёи обеими должны заниматься по-настоящему компетентные люди.
Почему-то в России принято определять степень
андеграундности проекта его убыточностью. Сделал вечеринку, не собрал народ, провалился и наделал убытков — ты крутой, ты молодец, ты в андеграунде. То есть выходит, что не культурный фон определяет понятие «андеграунд», а коммерческий успех.
Диджеи, которых приходит послушать много
людей, получают ярлык коммерческих, но послушайте повнимательнее их сеты — ничего коммерческого в принципе.
Зачастую там нет ни одного успешно продающегося
трека, который есть, допустим, в чарте Битпорта и заработал какие-то деньги — но диджеев упорно называют коммерческими.
Но ведь коммерчески успешным можно быть
с любой музыкой, дело только в команде.
NZ: Конечно! Я 7 лет занимался модой, это —
одна из причин моего сегодняшнего успеха, потому что фактически я умею продавать воздух. Мода из себя ничего не представляет, но есть же маркетинг, пиар, внушение.
Я не верю в то, что есть «правильно» и «неправильно»
— каждый делает так, как он хочет. Кто сделал и у кого получилось — тот и прав, закон джунглей.
У людей есть проблема — они пытаются всё
объяснить словами, найти какие-то корректные определения. Я говорю прямо, ни с кем не договариваюсь, ни с кем не считаюсь, поддерживаю общение только с теми людьми, с кем хочу, в ком я уверен.
Двигатель большинства — тщеславие, мой
двигатель — желание, чтобы всё было честно и по совести.
Сегодня постоянно к месту и не к месту говорят,
что отечественную сцену нужно поддерживать и развивать, музыкантов — продвигать. Ты моделировал ситуацию, когда техно звучит абсолютно везде и никакое продвижение и поддержка уже не нужно? Что дальше?
Так в ведь техно вообще-то сдохло! (Смеётся).
Меня, кстати, поэтому называют заложником ситуации и спрашивают: «Никита, а что ты будешь делать, когда техно закончится?». А оно уже закончилось!
Именно поэтому я не буду, как некоторые
наши отечественные деятели сцены, изображать из себя вождя и говорить «А давайте создадим свою империю!». Ага, и через 15 лет создадим ещё одну, точно такую же. Я верю в то, что есть музыка, и музыка — это главное, что каждое время отражает свой момент.
Если ещё говорить о «Резонансе», то в программе
мы как раз выстраиваем эту систему взаимоотношений между музыкантами, слушателями и организаторами — это, по моим ощущениям, лучшее продвижение из возможных, потому что оно разнонаправленное.
Я верю не в техно, а в объединяющий смысл,
который оно несёт, поэтому хочется, чтобы наша радиопрограмма стала объединяющей всю современную электронную музыкальную Россию.
При этом есть уже и негативный опыт в Москве
— некоторые люди, на участие которых я рассчитывал, отвернулись и ушли, как только я начал наращивать присутствие и репутацию в столице. Они посчитали, что моя история — чисто коммерческая, а методы работы — неправильные, они — «тру», а я — «не тру».
Давно пора рассматривать наш электронный
ландшафт целостно и усиливать факторы, влияющие на развитие культуры в целом. Довольно уже мыслить малыми категориями, самые крупные из которых — «отдельный артист» и «отдельный лейбл».
Вспомним проект АРМА17, собирающий тысячи
гостей на каждое событие и привозящий сразу десяток звёзд, у него ведь очень спорная репутация: с одной стороны здесь абсолютно коммерчский Ричи Хоутин, а с другой — «тру» лайвы, причём все — в рамках одной вечеринки или фестиваля.
Мы достигли такого уровня развития клубной
культуры, когда у нас появились «хейтеры» — то есть ситуация уже вполне себе политического уровня, но без инструментов политического регулирования. Пора научиться договариваться и начать вырабатывать общий план действий.
Вот будет снова фестиваль Outline, растущий
просто в геометрической прогрессии — на первом было около 15 000 человек, на втором будет намного больше. И намного выше будет уровень хедлайнеров. Это — мощная сила, с которой можно и нужно взаимодействовать, а мне говорят странные вещи: «Никита, ты пропагандируешь техно!».
Я не пропагандирую техно, я всего лишь однажды
сделал спекуляцию на слове «техно», которое вы сами ввели и сами раскрутили, поставив во главе всего. Techno Gipsy, Techno НИИ, Techno Пропаганда — и я тоже взял слово «техно», оформил свой бренд, чтобы войти в общую систему. Да, это был чисто коммерческий ход, имеющий свою подоплёку. Но в итоге для людей, мыслящих малыми категориями, все эти игры с техно вышли боком.
«Резонанс» они называют программой, направленной
на продвижение меня. Но позвольте, тогда бы стоило назвать это «Шоу с Никитой Забелиным» или «Zabelin’s Hour». А сотни молодых артистов будут присылать мне музыку и делать всё больше и больше, это уже не остановить, потому что механизм работает сам, как запись моих треков, о которых рассказывал в начале.
Радиостанции интересно работать со мной,
потому что это одна из буквально единичных программ за всю историю отечественного электронного музыкального радиовещания, в которой целенаправленно звучит только русская музыка. Плюс ещё кубиковская «Субстанция» и «Русская кибернетика».
Что в итоге — я не моделировал ситуацию,
когда техно станет абсолютным мейнстримом и его некуда будет продвигать. Кто-то считает, что я — уже мейнстрим. (Улыбается).
Как ты реагируешь на комментарии, что отечественная
электронная музыка вторична и является не самой хорошей копией западного оригинала?
NZ: В корне не согласен. Есть и своя самобытная
эстетика, и своя форма. Так считают люди, которые, как мне кажется, знают о российской сцене очень мало. Их надо первым делом спрашивать, чтобы они назвали конкретные имена, кого они слушали, кто им известен.
Совершенно ничем не подкреплённая точка
зрения, говорящая только о недостаточных знаниях.
Постоянно пользуюсь своим же термином
«Russian wave», чётким и понятным. Вот русская и украинская музыка, например, совершенно разные, недавно понял. Несмотря на представление о «едином пост-советском пространстве», отличия очень существенные. Белорусская электроника ближе к нашей, украинская — заметно дальше.
Чтобы выйти на запад и закрепиться там,
нам надо послушать и услышать друг друга, объединиться, самим же услышать свой зов. Сейчас нет общего фона, нет достаточной коммуникации, все разобщены, каждый находится в своей микро-тусовке и предпочитает её не покидать.
Нет хайпа, мы не можем подхватить волну.
Что за дела, когда артисты живут в одном городе и не знают о существовании друг друга! За первый год «Резонанса» в эфире 4 человека пополнили каталог «трипа», лейбла года — я отправлял Нине треки, некоторые она в итоге подписала у себя. Это — конкретный, видимый, реальный результат.
В этом контексте — возможен старт лейбла
Resonance?
NZ: Однозначно. Слишком много отличной музыки,
чтобы позволить ей и дальше лежать «в столах», будем выпускать. Например, новые релизы того же Ромы Цукермана — они были бы просто невозможны на западе, потому что современная конъюнктура европейского рынка попросту очень не приветствует такое звучание.
Мы всё систематизируем, оформим, будем
регулярно издавать, создадим традиции — проще говоря, у нас появится свой мейнстрим. Андеграунд может появиться только как противоположность мейнстрима, поэтому сначала мы должны создать его. Перенасытиться самим и перекормить других, а там можно будет двигаться дальше.
Для примера вспомним 70-е годы в Германии,
когда вдруг стало модно петь на немецком языке, появилась Нина Хаген и все её последователи и подражатели. Европейцы впитывали рок-н-ролл, пост-блюз, а потом своё стало трендом — и теперь у нас есть, в том числе, отдельный стиль cold wave.
Тогда что всё же сейчас приоритетнее —
встраиваться и дальше в западную сцену или строить свою, но с опорой на что?
NZ: Строить свою. Строить, потому что мы не
интегрируемся в западное общество. Мы — Азия, а не Европа. Русский никогда не станет европейским человеком. У нас другой принцип мышления и другие ценности, мы живём по другим законам, мы ценим другие вещи. Я задаюсь этими вопросами каждый раз, когда приезжаю туда.
Не так давно мы свозили друга в Берлин.
Ему 30 лет, он давно играет техно, но ни разу не был за границей. Проходит 3 дня, он спит, тусуется, дёнер жуёт, ходит везде с нами. Мы наблюдаем иногда и думаем: «Ну всё, вроде встроился».
А потом я понимаю, что нет, у него не происходит
момента интеграции. Он замкнулся в своём пространстве и воспринимает всё происходящее вокруг как цирк, не сближается с людьми.
На 4 день он задаёт нам экзистенциальный
вопрос, на который никогда не даст себе ответа: «Ребята, а почему у нас не может быть так, как здесь?». Я обрадовался, что он дошёл до этого вопроса.
Мы всю жизнь будем копать и пытаться найти,
что в нас общего и что разного, но только когда мы определимся с собой и поймём, кто мы такие, мы сможем полноценно сравнивать, потому что пока мы — просто несколько раз разрушенное государство со сломанной историей и без национальной идеи.
ГТО — вот наша сегодняшняя национальная
идея, и хорошо, что она есть, хотя бы такая.
Кому-то нужно ГТО, мне нужна музыка и я буду
дальше строить своё небольшое сообщество.
Что прозвучит в твоём ближайшем диджейском
сете в Доме печати?
NZ: Как минимум 50% русской музыки. Может быть,
что и 70.
Подробности о выступлении Никиты Забелина
11 марта 2016 в Доме печати:
http://www.dom-pechati.com/events/nikitazabelin [ http://www.dom-pechati.com/events/nikitazabelin ]
Редакция Geometria.ru-Екатеринбург выражает
благодарность Tele-Club Touring за содействие в организации интервью.
Текст: Евгений Свалов (4Mal)
в родной Екатеринбург, чтобы отыграть диджейский сет в Доме печати 11 марта 2016.
Накануне выступления Никита рассказал
музыкальному редактору Geometria.ru-Екатеринбург Евгению Свалову о своём восприятии сегодняшней российской электронной сцены.
Никита, здравствуй! Ты снова в родном городе.
Каким ты ощущаешь его сегодня, что влияет? Какие музыкальные мысли тебя сейчас занимают?
NZ: Думаю, есть какой-то особенный, сиюминутный
уральский поток музыкального сознания. Приезжаю сюда — и он появляется, потому что впитан с детства и не покидает меня. Когда ты здесь родился и вырос, это такое наследие, которое в дальнейшем влияет на всё твоё творчество.
В первую очередь, я бы выделил влияние местной
архитектуры — когда ты маленький, то не интересуешься искусством, а архитектура — это то искусство, которое находится на улице, и ты так или иначе всё равно в нём растёшь.
Мой последний трек Bells, изданный на «трипе»
у Нины Кравиц, был записан здесь. Дома, ночью, в наушниках от плеера, на компьютере, случайно. Это как раз тот самый сгусток энергии, который внезапно появился, а мне удалось его зафиксировать в звуке.
Я против аранжировки в электронной музыке,
в техно, и принципиально её не делаю. Я создаю некоторые композиции, структуры, работающие по заданным мной алгоритмам — они сами воспроизводят звук и сами его видоизменяют, сами дополняют.
Фактически мне нужно потратить определённое
время, чтобы составить композицию, что и является для меня собственно творческим процессом, а потом нажать последовательно три кнопки — запись, воспроизведение, стоп. Всё.
Именно в таком виде композиция Bells и вышла
на лейбле «трип». Это не аранжировка, а принципиально другой подход, прямой поток.
У тебя есть какой-то мобильный комплект
для записи, который всегда с тобой?
NZ: Нет, у меня нет студии, вообще никакой.
Более того, я занимаюсь не только электронной музыкой, но и живой музыкой, для чего нужна как раз таки студия — чтобы «сыгрываться» с музыкантами.
Техно для меня — это ежесекундное явление,
тот самый «оголённый провод», который нужно поймать, чтобы получился трек — на него уходит от 30 минут до трёх часов, это максимум. Всё, что дольше, на мой взгляд, это — перепродюсирование, когда у тебя уже есть задумка и ты начинаешь её обрабатывать, а в конечном итоге теряешь.
Техно музыка очень быстро себя репродуцирует,
это как взгляд, случайно пойманный на улице. Вы пересеклись взглядами и больше, скорее всего, никогда не увидитесь, но вот именно в ту секунду что-то общее вас объединило.
Техно трек для меня — это и есть вот такая
секундная искра, от которой ты можешь получить гораздо больше эмоций, чем за целый день.
Многих электронных музыкантов наоборот
радует возможность «заморозить» работу над треком, чтобы вернуться к ней, к любому шагу в подходящий момент. Сегодня немного посидел, завтра поделал — переключился на другие дела.
Думаю, это не тот подход. Я начал заниматься
музыкой на рубеже 8 и 9 классов школы, с обучения игре на гитаре, причём не по академической программе, а на индивидуальных занятиях с преподавателем, к которому я ходил по собственному желанию. Там я как раз и усвоил эти одномоментные, сиюминутные, живые принципы.
Перепродюсированию — нет, свободному потоку
— да.
В анонсе твоего ближайшего выступления
в Доме печати сказано об особенном, жёстком роковом культурном фоне, который повлиял на тебя в 90-е и который наложился на жёсткость уже иного характера, из мира техно. Что это был за фон?
NZ: Это очень странная история, не очевидная
для меня самого. Музыка всегда была со мной, но я никогда не относился к ней фанатично. Помню, как слушал Scooter, The Prodigy, The Chemical Brothers, мне нравился speed garage и даже была кассета Афекса Твина Drukqs.
В 10 лет для меня было нормально пойти и
купить на кассете The Fat of the Land, потому что я знал, кто такие The Prodigy.
Помню, как показывали по телевизору клип
Мерилина Мэнсона Man That You Fear — только-только в 1998 запустилось MTV, годом раньше вышел Antichrist Superstar, клип был приурочен к выходу альбома, о нём показывали ещё дополнительные новости. Я всегда захватывал момент музыкальных историй, музыкальных новостей.
Хорошо помню именно 1998, когда мне было 11
лет и появилось определённое чувство «музыкального бэкграунда», которое не могу до конца объяснить.
Клип Мэнсона Rock Is Dead, я играю на гитаре,
по MTV накатывает вся эта волна — Ленни Кравиц, Мэрилин Мэнсон, Korn. Дальше, в 2000-2001, это Slipknot, Cradle of Filth и многие другие, в том числе doom, hardcore, black metal. Но до всей рок- и металл темы была электронная музыка!
Нельзя не сказать и о влиянии родителей:
мама слушала The Chemical Brothers и Scooter, а папа — Луи Армстронга, Майлза Дэвиса, Би Би Кинга и Барри Уайта, и в этой атмосфере сочетания электроники, блюза и джаза формировалось и моё музыкальное самосознание.
Естественно, особенную роль сыграли и фильмы.
«Маска», и особенно выделю саундтрек к ней, «Криминальное чтиво» — фильм, который был со мной буквально с детства, потому что он был интересен и актуален для родителей на тот момент.
Чёрные, грязные дела в сочетании с юмором,
к тому же, это ещё и Урал! (Смеётся).
Переместимся тогда с Урала в Москву — какие
перемены произошли с твоим проектом Techno Makes Sense и что сейчас с Resonance Moscow?
NZ: Недавно мне удалось наконец-то сформулировать
ёмкое, лаконичное определение, что же такое Techno Makes Sense.
Для меня техно — не музыка, это — культура,
жанр. Можно одеваться в техно, слушать музыку техно, в роке играть техно. Это некоторый флёр и больше, чем просто музыкальная культура.
Techno Makes Sense — это алгоритм восприятия вещей.
Техно имеет смысл не потому, что мы верим
в него, как в музыку, а как в что-то, что учит тебя балансировать, ценить детали, следить за мелочами и пытаться их сохранить, искать новые рисунки, абстрактно мыслить, авангардно, в другой перспективе относительно реальности. Намного больше, чем просто музыка.
Более того, для меня вся музыка в современном
ключе — это техно, потому что мои критерии оценки и разграничения — немного другие. И дип хаус, и тек хаус и всё другое, что даёт мне такое восприятие мира — называю техно.
Когда я запустил «Резонанс», задачи были
схожи с теми, что я ставил перед собой много лет назад на Урале в проектах Techno Diving и Minimal Ural — содействовать развитию артистов.
Когда я был в самом начале пути, здесь не
было людей, которые могли бы помочь новичкам-музыкантам, к кому можно было бы обратиться с вопросом или за советом.
Да и сейчас я вижу массу проблем у артистов.
Финансовые, семейные, государственные проблемы, которые необходимо решать, чтобы у нас была здоровая культурная среда и чтобы она развивалась. Для этого нужно сначала подготовить почву.
Почва — это государство, потому что артист
— самое незащищённое звено. У артиста кроме паспорта вообще ничего нет. Он чаще всего беден, не может выехать за границу, ему даже военный билет не нужен, потому что загранпаспорт не надо получать. Ни ИНН, ни СНИЛС, ни пенсии, ни-че-го. Зато они — настоящие творческие единицы.
Я считаю, что только культура позволит
нашему государству развиваться дальше, и меня не устраивает, что никто не озабочен проблемами артистов, все сфокусированы только на своём.
Программа «Резонанс» — это коммуникационная
платформа для артистов, слушателей, промоутеров и всех-всех-всех. На сайте resonance.moscow есть карта, на ней отмечены города и внутри городов — полные списки всех музыкантов, как-либо участвоваших в программе — звучал их трек или микс, было участие в вечеринке Unit у меня в «Родне».
Это система, которая позволяет объединить
людей в Интернет-пространстве и вывести их на FM-радио в Москве, где их музыку услышат в самое подходящее время, в 11 вечера субботы, когда очень многие едут в клубы и как раз послушают передовую, актуальную, отличную российскую электронную музыку.
Причём у этих авторов может не быть вообще
ни одного официально изданного трека! За год «Резонанса» в эфире я открыл для себя около 150 музыкантов, многие из которых творят просто шедевры, но почему-то никому их не показывают, пишут для себя, в стол. Или считают это баловством, а я потом слушаю и поражаюсь, потому что это надо срочно издавать!
Вот, например, сегодня я опубликовал новость
о Жене Confluence, он — один из ключевых моих открытий, пермский музыкант, с которым мы очень много вместе двигались в рамках радиопрограммы, он присылал много своего и он мне понятен.
Буквально только что вышел его релиз в
Испании, на хорошем лейбле ATT Series. В цифровом формате, но ничего страшного. И сегодня о нём уже пишет Mixmag Россия!
Меня очень угнетает мысль, что такие таланты
вынуждены быть зависимыми от дневной работы. Я представляю, что такое дневная работа — это просто петля на шее для настоящего артиста, который ведёт себя экспрессивно по отношению к реальности.
Мой совокупный трудовой стаж насчитывает
всего около 3 месяцев. Я не мог выдержать больше недели, потому что мне постоянно кто-то что-то пытался указывать. Лучше я буду голодать, чем кто-то мне будет указывать, что делать.
Не всем присуща такая решимость и уверенность,
как тебе. Многие сходят с дистанции. Причём, возможно, буквально в одном шаге от успеха.
NZ: Все эти явления легко объяснимы. Причина
на поверхности — нехватка денег. Помимо того «рупора», который я создал в радиошоу, я озадачен опосредованным зарабатыванием денег и для всех этих музыкантов.
Если бы все были обеспечены, к примеру,
еженедельными гастролями с хорошими гонорарами, то мы бы не знали огромной массы примеров, когда люди слышат от своих родных и близких упрёки типа «ты музыкой собираешься до пенсии баловаться», «когда ты найдёшь нормальную работу» и т.д.
Но это оказывается невозможным, потому
что люди, у которых есть опыт, сходят с дистанции. Те, кто могли бы чему-то научить, не встроены в механизмы преемственности. Этой преемственности у нас просто нет.
Например, в клубной сфере я всегда общался
с теми, кто старше — на Урале это были Максим Одоевский, Дмитрий Раевский, потому что у знакомых сверстников учиться было нечему.
И сейчас взрослые не умеют общаться с молодыми,
а молодые — со взрослыми. Но очевидно же, что для зарабатывания денег не обойтись без взаимодействия со взрослыми.
Клубу необходимо сочетать экономическую
и культурную стороны, причёи обеими должны заниматься по-настоящему компетентные люди.
Почему-то в России принято определять степень
андеграундности проекта его убыточностью. Сделал вечеринку, не собрал народ, провалился и наделал убытков — ты крутой, ты молодец, ты в андеграунде. То есть выходит, что не культурный фон определяет понятие «андеграунд», а коммерческий успех.
Диджеи, которых приходит послушать много
людей, получают ярлык коммерческих, но послушайте повнимательнее их сеты — ничего коммерческого в принципе.
Зачастую там нет ни одного успешно продающегося
трека, который есть, допустим, в чарте Битпорта и заработал какие-то деньги — но диджеев упорно называют коммерческими.
Но ведь коммерчески успешным можно быть
с любой музыкой, дело только в команде.
NZ: Конечно! Я 7 лет занимался модой, это —
одна из причин моего сегодняшнего успеха, потому что фактически я умею продавать воздух. Мода из себя ничего не представляет, но есть же маркетинг, пиар, внушение.
Я не верю в то, что есть «правильно» и «неправильно»
— каждый делает так, как он хочет. Кто сделал и у кого получилось — тот и прав, закон джунглей.
У людей есть проблема — они пытаются всё
объяснить словами, найти какие-то корректные определения. Я говорю прямо, ни с кем не договариваюсь, ни с кем не считаюсь, поддерживаю общение только с теми людьми, с кем хочу, в ком я уверен.
Двигатель большинства — тщеславие, мой
двигатель — желание, чтобы всё было честно и по совести.
Сегодня постоянно к месту и не к месту говорят,
что отечественную сцену нужно поддерживать и развивать, музыкантов — продвигать. Ты моделировал ситуацию, когда техно звучит абсолютно везде и никакое продвижение и поддержка уже не нужно? Что дальше?
Так в ведь техно вообще-то сдохло! (Смеётся).
Меня, кстати, поэтому называют заложником ситуации и спрашивают: «Никита, а что ты будешь делать, когда техно закончится?». А оно уже закончилось!
Именно поэтому я не буду, как некоторые
наши отечественные деятели сцены, изображать из себя вождя и говорить «А давайте создадим свою империю!». Ага, и через 15 лет создадим ещё одну, точно такую же. Я верю в то, что есть музыка, и музыка — это главное, что каждое время отражает свой момент.
Если ещё говорить о «Резонансе», то в программе
мы как раз выстраиваем эту систему взаимоотношений между музыкантами, слушателями и организаторами — это, по моим ощущениям, лучшее продвижение из возможных, потому что оно разнонаправленное.
Я верю не в техно, а в объединяющий смысл,
который оно несёт, поэтому хочется, чтобы наша радиопрограмма стала объединяющей всю современную электронную музыкальную Россию.
При этом есть уже и негативный опыт в Москве
— некоторые люди, на участие которых я рассчитывал, отвернулись и ушли, как только я начал наращивать присутствие и репутацию в столице. Они посчитали, что моя история — чисто коммерческая, а методы работы — неправильные, они — «тру», а я — «не тру».
Давно пора рассматривать наш электронный
ландшафт целостно и усиливать факторы, влияющие на развитие культуры в целом. Довольно уже мыслить малыми категориями, самые крупные из которых — «отдельный артист» и «отдельный лейбл».
Вспомним проект АРМА17, собирающий тысячи
гостей на каждое событие и привозящий сразу десяток звёзд, у него ведь очень спорная репутация: с одной стороны здесь абсолютно коммерчский Ричи Хоутин, а с другой — «тру» лайвы, причём все — в рамках одной вечеринки или фестиваля.
Мы достигли такого уровня развития клубной
культуры, когда у нас появились «хейтеры» — то есть ситуация уже вполне себе политического уровня, но без инструментов политического регулирования. Пора научиться договариваться и начать вырабатывать общий план действий.
Вот будет снова фестиваль Outline, растущий
просто в геометрической прогрессии — на первом было около 15 000 человек, на втором будет намного больше. И намного выше будет уровень хедлайнеров. Это — мощная сила, с которой можно и нужно взаимодействовать, а мне говорят странные вещи: «Никита, ты пропагандируешь техно!».
Я не пропагандирую техно, я всего лишь однажды
сделал спекуляцию на слове «техно», которое вы сами ввели и сами раскрутили, поставив во главе всего. Techno Gipsy, Techno НИИ, Techno Пропаганда — и я тоже взял слово «техно», оформил свой бренд, чтобы войти в общую систему. Да, это был чисто коммерческий ход, имеющий свою подоплёку. Но в итоге для людей, мыслящих малыми категориями, все эти игры с техно вышли боком.
«Резонанс» они называют программой, направленной
на продвижение меня. Но позвольте, тогда бы стоило назвать это «Шоу с Никитой Забелиным» или «Zabelin’s Hour». А сотни молодых артистов будут присылать мне музыку и делать всё больше и больше, это уже не остановить, потому что механизм работает сам, как запись моих треков, о которых рассказывал в начале.
Радиостанции интересно работать со мной,
потому что это одна из буквально единичных программ за всю историю отечественного электронного музыкального радиовещания, в которой целенаправленно звучит только русская музыка. Плюс ещё кубиковская «Субстанция» и «Русская кибернетика».
Что в итоге — я не моделировал ситуацию,
когда техно станет абсолютным мейнстримом и его некуда будет продвигать. Кто-то считает, что я — уже мейнстрим. (Улыбается).
Как ты реагируешь на комментарии, что отечественная
электронная музыка вторична и является не самой хорошей копией западного оригинала?
NZ: В корне не согласен. Есть и своя самобытная
эстетика, и своя форма. Так считают люди, которые, как мне кажется, знают о российской сцене очень мало. Их надо первым делом спрашивать, чтобы они назвали конкретные имена, кого они слушали, кто им известен.
Совершенно ничем не подкреплённая точка
зрения, говорящая только о недостаточных знаниях.
Постоянно пользуюсь своим же термином
«Russian wave», чётким и понятным. Вот русская и украинская музыка, например, совершенно разные, недавно понял. Несмотря на представление о «едином пост-советском пространстве», отличия очень существенные. Белорусская электроника ближе к нашей, украинская — заметно дальше.
Чтобы выйти на запад и закрепиться там,
нам надо послушать и услышать друг друга, объединиться, самим же услышать свой зов. Сейчас нет общего фона, нет достаточной коммуникации, все разобщены, каждый находится в своей микро-тусовке и предпочитает её не покидать.
Нет хайпа, мы не можем подхватить волну.
Что за дела, когда артисты живут в одном городе и не знают о существовании друг друга! За первый год «Резонанса» в эфире 4 человека пополнили каталог «трипа», лейбла года — я отправлял Нине треки, некоторые она в итоге подписала у себя. Это — конкретный, видимый, реальный результат.
В этом контексте — возможен старт лейбла
Resonance?
NZ: Однозначно. Слишком много отличной музыки,
чтобы позволить ей и дальше лежать «в столах», будем выпускать. Например, новые релизы того же Ромы Цукермана — они были бы просто невозможны на западе, потому что современная конъюнктура европейского рынка попросту очень не приветствует такое звучание.
Мы всё систематизируем, оформим, будем
регулярно издавать, создадим традиции — проще говоря, у нас появится свой мейнстрим. Андеграунд может появиться только как противоположность мейнстрима, поэтому сначала мы должны создать его. Перенасытиться самим и перекормить других, а там можно будет двигаться дальше.
Для примера вспомним 70-е годы в Германии,
когда вдруг стало модно петь на немецком языке, появилась Нина Хаген и все её последователи и подражатели. Европейцы впитывали рок-н-ролл, пост-блюз, а потом своё стало трендом — и теперь у нас есть, в том числе, отдельный стиль cold wave.
Тогда что всё же сейчас приоритетнее —
встраиваться и дальше в западную сцену или строить свою, но с опорой на что?
NZ: Строить свою. Строить, потому что мы не
интегрируемся в западное общество. Мы — Азия, а не Европа. Русский никогда не станет европейским человеком. У нас другой принцип мышления и другие ценности, мы живём по другим законам, мы ценим другие вещи. Я задаюсь этими вопросами каждый раз, когда приезжаю туда.
Не так давно мы свозили друга в Берлин.
Ему 30 лет, он давно играет техно, но ни разу не был за границей. Проходит 3 дня, он спит, тусуется, дёнер жуёт, ходит везде с нами. Мы наблюдаем иногда и думаем: «Ну всё, вроде встроился».
А потом я понимаю, что нет, у него не происходит
момента интеграции. Он замкнулся в своём пространстве и воспринимает всё происходящее вокруг как цирк, не сближается с людьми.
На 4 день он задаёт нам экзистенциальный
вопрос, на который никогда не даст себе ответа: «Ребята, а почему у нас не может быть так, как здесь?». Я обрадовался, что он дошёл до этого вопроса.
Мы всю жизнь будем копать и пытаться найти,
что в нас общего и что разного, но только когда мы определимся с собой и поймём, кто мы такие, мы сможем полноценно сравнивать, потому что пока мы — просто несколько раз разрушенное государство со сломанной историей и без национальной идеи.
ГТО — вот наша сегодняшняя национальная
идея, и хорошо, что она есть, хотя бы такая.
Кому-то нужно ГТО, мне нужна музыка и я буду
дальше строить своё небольшое сообщество.
Что прозвучит в твоём ближайшем диджейском
сете в Доме печати?
NZ: Как минимум 50% русской музыки. Может быть,
что и 70.
Подробности о выступлении Никиты Забелина
11 марта 2016 в Доме печати:
http://www.dom-pechati.com/events/nikitazabelin [ http://www.dom-pechati.com/events/nikitazabelin ]
Редакция Geometria.ru-Екатеринбург выражает
благодарность Tele-Club Touring за содействие в организации интервью.
Текст: Евгений Свалов (4Mal)
0
Комментарии