Выбирая дистанцию: интервью Максима Трулова, Ксюши Ласточки и Ивана Серого

26 марта в московском музее современного искусства GARAGE открылась коллективная выставка «Выбирая дистанцию: спекуляции, фейки, прогнозы в эпоху коронацена». Для этой выставки впервые в истории музея был объявлен опен-кол. Художники и творческие коллективы, работающие на территории России могли отправить на конкурс работы, демонстрирующие выбранную дистанцию по отношению к текущей ситуации, и показать спекуляции, которые они сейчас наблюдают.

По итогам опен-кола участниками выставки стали нижегородские художники Максим Трулов, Ксюша Ласточка и Иван Серый. Художники рассказали GEO.PRO о новых проектах, неосознанном транслировании реальности и переживаниях, связанных с прошлыми выставками.

Какие проекты вы представляете на выставке «Выбирая дистанцию: спекуляции, фейки, прогнозы в эпоху коронацена»?

Максим Трулов: Я увидел этот опен-кол и подумал, что одна из тем, которые я рисовал во время самоизоляции подходит, решил развить эту тему и отправил проект.

У нас (с Ксюшей Ласточкой — прим. ред.) проект про фудтрак, который продаёт всеисцеляющие средства — свёртки. Ты покупаешь этот свёрток и всё, ты исцелён, как будто купил индульгенцию. Так как тема выставки — спекуляции, мы прикрутили идею, спекулянтов, которые торгуют тем же самым. То есть сомнительный товар, который спекулируется таким же сомнительным товаром. Двойное безумие.

Иван Серый: У меня тема беспокоящего меня будущего, в котором люди смогут покупать себе или своим детям какое-то количество времени жизни. При этом очевидно, что это не очень дешевая операция, поэтому разрыв между низшим и высшим классом будет расти. В работе есть два ключевых элемента: деньги и гены, они соединены в генетическую цепочку в виде деревянных счёт.

Природа намеренно состаривает живых существ, таким образом регулируя численность населения. Это подспорье к размышлениям, потому что может быть люди покупают отсутствие гена старения. Так или иначе наука и бизнес держась за руки идут к тому, чтобы люди могли продлевать себе жизнь. Но не все люди, а только те, кто сможет себе это позволить.

У меня в голове был готовый образ образ, который подошел под тему опен-кола. Если ты намеренно придумываешь идею для конкурса, это странно.

Какие у вас впечатления от сотрудничества с музеем GARAGE?

Иван Серый: У Гаража, очевидно, очень продуманный подход ко всем процессам. К нам в Нижний Новгород приехала компания забирать работы — машина с термостатом.

Максим Трулов: Сотрудники музея Гараж опытнее, поэтому они какие-то вещи знают лучше нас. Те, кто упаковывает твою работу, не доверяют этот процесс тебе, потому что это их зона ответственности. Правильная политика музея в том, что каждый выполняет свою работу. Будь то упаковка, доставка или люди, которые работают с тобой на монтаже. Каждый делает своё и делает это хорошо.

На выставке «Выбирая дистанцию» представлены всего 5 художников из регионов, включая вас. Насколько трудно продвигаться молодому художнику находясь не в Москве?

Иван Серый: Ты работаешь, рисуешь, находишь галерею, которая тебе по вкусу и которой ты по вкусу, и вы начинаете взаимодействовать. Неважно, где ты находишься, ты делаешь серию работ и дальше можешь общаться с Москвой или Питером и с любым другим городом.

Максим Трулов: Сейчас даже сама Москва выступает за децентрализацию, не хочет, чтобы была такая концентрация в одном месте, хочет, чтобы регионы тоже жили. Вот, премию «Инновация» отдали в Нижний Новгород.

Участие в выставке в таком музее, как GARAGE считается мерой успешности современного художника? К чему вы стремитесь в своей работе?

Иван Серый: Успех — это не первостепенная цель, наверное, лучше работать в моменте.

Максим Трулов: Первоначально это всё ради себя, а дальше уже для всего остального. Все художники это всё равно олицетворение своего времени. Конечно, хотелось бы, чтобы откликнулось, чтобы твои идеи поняли, а не просто кричать в пустоту.

Ксюша Ласточка: Я делаю работы для себя, чтобы поддержать в себе жизнь, а иначе совсем ничего не имеет смысла. Когда кто-то приобретает мои работы, или мои работы куда-то уезжают, я очень ревностно отношусь, иногда мне не хочется отдавать, потому что я к ним привыкла, они мои, но вот приходится. Мне легко подарить работу кому-либо, но всегда очень сложно с чем-то расставаться. Приходит человек и покупает у тебя что-то: с одной стороны ты понимаешь, что ты на эти денежки кушать должен. Но с другой стороны ты приходишь и думаешь, что жизнь это полный пи**ец, потому что ты что-то делаешь, вкладываешь свою душу, а потом приходит человек, даёт тебе деньги, на которые ты покупаешь еду, чтобы завтра нарисовать что-то ещё. Для меня это страдание.

Очевидно, что людям, которые покупают работы, они нравятся. Просто я отношусь к своим работам как к детям, каким-то определенным этапам своих переживаний, ведь по сути ты отдаёшь часть себя кому-то.

Как изменилась ваша жизнь за последний год карантинных ограничений?

Ксюша Ласточка: Я вообще не реагирую на окружающий мир.

Максим Трулов: Это лукавство. Так или иначе, ты будешь показывать то, что вокруг тебя. Даже если ты не будешь говорить напрямую, всё равно твои персонажи и образы — это твоё восприятие того, что происходит снаружи. Любой художник отражает наружное через внутреннее.

Карантин вроде бы как должен нас ударить — мы художники, незащищенные, у людей снизилась способность покупать. Но художник просто такой человек, который живёт в постоянной нестабильности. А на что жаловались многие — на дестабилизацию каких-то устоев, тут нам жаловаться не на что, мы всё время в нестабильности.

максим трулов: художник просто такой человек, который живёт в постоянной нестабильности

Как вы пережили время карантина психологически? На вас не давило ощущение, что мир больше не будет прежним?

Максим Трулов: Мир действительно не будет прежним, я тогда сделал эту работу с буквами на холмах. Он действительно не будет прежним, даже в нашем сегодняшнем дне — завтра уже будет другое.

Прим. ред: Речь о работе «The Time They Are A-Changin’», цитирующей одну из самых известных песен Боба Дилана.  Фото: Дима Четыре. 

Мы с Ваньком думали перед Канавинском мостом на холме её делать, прям вбивать деревяшки в холм, но потом подумали, что может случиться оползень — это всё поползёт вниз, кого-нибудь придавит. Мы отказались от этой идеи и вспомнили про заброшенную конструкцию у Метромоста.

Ксюша Ласточка: Мы собирали работу из всяких брусочков, а на следующий же день всё как будто целенаправленно вывезли.

Как вы переживаете исчезновение своих уличных работ?

Иван Серый: Когда граффити рисуешь, быстро привыкаешь к тому, что завтра этого может не быть. Поэтому мы всегда думаем, что граффити существует на фотографиях. Ты принимаешь правила игры и работаешь с ними. Это воспитание улицы — твою работу могут покрыть такие же художники как и ты.

Как появилась Вселенная рыцарей и грустных камней, которую вы представили на своей первой выставке в галерее FUTURO?

Ксюша Ласточка: Я училась на мультипликатора в Санкт-Петербурге, и ничего, кроме мультяшек я не научилась рисовать. И вот так получается, персонажи как-то сами по себе приходят. Мне очень нравятся великаны из скандинавской мифологии, я подумала, что было бы здорово, если бы у великанов была каменная голова. Мы никогда ничего не придумываем, оно всё само берётся. Сидишь, калякаешь, вдруг какая-то форма образовывается. О, это похоже на это, начинаешь доделывать и что-то бесформенное становится персонажем. Нет такого, что я думаю «мне надо нарисовать мышь» и думаю, какой ее нарисовать.

Максим Трулов: В некоторых работах Ксюха говорит «нарисуй руки» или «давай придумаем мир этим ребятам» и я там что-то дорисовываю. В основном я миры придумываю, а Ксюха делает персонажей.

Иван, на твоей выставке «Окраина» был представлен гиперболизированный «гопник», который держит в своих руках район. Как появился этот персонаж?

Иван Серый: Это фантазия на тему ядерной войны в России. Не в таком смысле, что все умерли, а что произошли радикальные изменения и выживают только сильнейшие. Ребята с окраины достаточно крепкие, потому что у них сложная жизнь, она их закаляет.

Этот гопник вырос огромным, зрачки у него как у козла, чтобы получить периферийное зрение, вместо семечек он есть мидии. И он держат в руках дом, как символ того, что он держит район. Хранитель района, порядков, устоев. А внизу была история про прошлое, то есть про наше настоящее.

Сейчас в моей галерее FUTURO Minor на подходе выставка «Время раскрыть тайны» Кирилла Кто, это пионер московского уличного искусства. В музее Царицыно экспонируется Катя Герасименко — юная художница из Москвы. Она не называет себя керамисткой, но представлены там керамические работы — музейные ограждения. Я на этих выставках важный директор. я задаю какой-то мотив. Как было в Краснодаре, например, я подумал, что галерея должна быть пустой и работа должна висеть в воздухе, быть аудиальной. Я придумал технологию и нашёл художника, который с помощью этой технологии показал свою работу, саунд-художника из Краснодара.

Есть ощущение, что инстаграм сейчас играет главную роль в развитии уличных художников, так ли это?

Иван Серый: Важную роль играешь ты. Если ты активный и хороший, в любом случае ты найдёшь куда себя приложить.

Максим Трулов и Ксюша Ласточка: Инстаграм глобальный, он вовлекает много людей. Но с другой стороны, если он закроется все будут рисовать то, что действительно умеют. Ты всё равно подсознательно пытаешься кого-то копировать, а так — будешь рисовать сам. Мы все что-то смотрим и подсознательно что-то копируем. Нельзя остаться в информационном вакууме, чтобы твоё сознание осталось чистым и ты нарисовал то, что еще никто не рисовал.

Ксюша Ласточка: Как-то раз я нарисовала персонажа и подумала, «какие ботинки я ему прикольные нарисовала», а оказалось, это ботинки Барта Симпсона — это было неосознанно.

Иван Серый: Важную роль играешь ты. Если ты активный и хороший, в любом случае ты найдёшь куда себя приложить.

Как вы выбираете инструменты и материалы для своих работ? Как происходит переход с одной техники на другую?

Иван Серый: Очень жаль, если кто-то будет упираться только в один инструмент.

Ксюша Ласточка: Кто бы мог подумать, что мы будем заниматься керамикой.

Иван Серый: Я их замучил. У нас соседка занимается керамикой. Я им говорю: пойдемте уже полепим, мы пошли и понеслась.

Ксюша Ласточка: Мы ходили туда на занятия, а потом нам стало настолько весело, что мы почти каждый день ходили туда как в школу. Сейчас уже сами лепим и только относим на обжиг.

Максим Трулов: Когда человек занимается ремеслом, он доводит его до совершенства и это круто. А тут пробуешь, что-то делаешь, доводишь материалы до той формы, которая тебя устраивает и двигаешься дальше. Тут формулы успеха нет, есть формула движения.

Ксюша Ласточка: Вот мы сейчас хотим сделать работу из дерева — вырезать скульптуру. Мы это никогда не делали, мы даже не знаем из какого дерева это можно сделать. Просто есть желание, есть люди, у которых можно поспрашивать.

В ноябре 2019 года в вашей мастерской проходила выставка Ксюши Ласточки «Времени больше нет» о переживаниях, детских страхах, отстраненности от своего я. После этой выставки Ксюша оказалась в психической больнице. Как вышло, что проект, направленный на рефлексию и исцеление стал точкой срыва?

Ксюша Ласточка: Меня забрала скорая помощь, они не знали, что делать и отвезли меня в Ляхово. У меня был нервный срыв, но я была более-менее вменяемая. Меня там дяденька спросил: бывают ли у тебя суицидальные наклонности? Я говорю: ну бывают. Он ответил: ну хорошо. Потом меня проводили в какой-то корпус и говорят: ну раздевайся, пока здесь побудешь. Они отдали Серёже (Максиму Трулову — прим.ред) мои вещи, сделали укол и я пошла спать. Я думаю, ну ладно, может быть они сегодня меня здесь подержат и на следующий день выпустят. Но на следующий день приезжает Серёжа и мы понимаем, что меня никуда не выпустят.

Я находилась в буйном отделении, абсолютно не понимая, какого х**а я там нахожусь. Там было две небольшие палаты, в них было 40 человек. Моя кровать стояла на максимальной близости от другой, это почти как соединить две кровати в одну.

Я начала привыкать к этому месту, понимая, что не скоро оттуда выйду. Меня заставили подписать бумагу о том, что я добровольно остаюсь здесь на лечение.

И я осталась там. Ко мне каждый день приезжали друзья, привозили еду, потому что местная еда просто омерзительна. Там ставили ведро, и через две минуты после того, как люди получали еду, они сразу ее выбрасывали в это ведро. Там были в одной палате и бабушки и девушки, которым нет 18. Нас не выпускали на улицу, там нигде нет дверей, даже в туалете. Там нет ни душа, ни ванны, раз в неделю нас водили в страшнющую баню. Мне было относительно нормально, потому что ко мне приезжали и привозили всё, что мне было нужно. Я начала общаться с местными девочками: одна была из детдома, у неё была попытка суицида и её туда забрали. Естественно, к ней никто не приходил, у неё вообще ничего нет, даже тупо элементарных средств женской гигиены.

Меня забрали с подозрением на то, что я могу навредить себе, хотя в тот момент у меня была просто разбита рука, а все считали, что я суицидница. Один раз в день приходил главный врач, который решает, когда тебя выписывать. Он спрашивает: ну как у тебя дела, я говорю: хорошо, он говорит: ну ладно, полежи здесь ещё. То есть тебе вообще ничего не объясняют. На стене висит распорядок дня, где написано, что у тебя будет физкультура, психолог, а на деле ты просто ничего не делаешь. Там работает телевизор и есть книги. Я поняла, что если я буду брыкаться и кричать «я нормальная!», меня не выпустят никогда. Надо вести себя так, как будто у тебя всё хорошо, даже если на самом деле у тебя вообще все нехорошо. В один из дней я попросила Серёжу привезти румяна, чтобы врач увидел мой румянец и подумал, что со мной всё хорошо.

В итоге меня оттуда вытащили через неделю. Но для меня это было невероятное ощущение и невероятный осадок от того, что там происходит. И я решила, что раньше мы сжигали гроб с плохими воспоминаниями, а теперь нужно сделать что-то хорошее. И я организовала сбор вещей для этих девочек, мы приехали туда и передали им необходимые вещи.

Я попала в психушку и осознала впервые за 29 лет, что живу как-то неправильно, и наверное, нужно заняться своим психологическим здоровьем. И после того, как я вышла оттуда, я сама пришла в дневной стационар больницы на Ульянова, где до сих я занимаюсь с психологами, принимаю таблетки и ко мне приходит осознанность моей проблемы.

Там просто прекрасный персонал, который пытается к тебе помочь, к тебе не относятся как к дурачку. Ты можешь посещать там групповые занятия, есть групповые занятия для родственников. Там можно нормально поесть, поспать, там есть пианино, арт-терапия — всё, что хочешь.

Лечение никак не влияет на творчество. Ну вот мой психолог заставляет меня рисовать цветными карандашами, говорит: мёд не бывает чёрным.

Ксюша ласточка: КАК ГОВОРИТ МОЙ ПСИХОЛОГ:
У ХУДОЖНИКА ВСЁ — ИЗЛОМ, ДА ВЫВИХ

Вы уже несколько лет работаете в одной мастерской, в одной команде? Как происходит ваше взаимодействие: вы советуетесь друг с другом? Чувствуете конкуренцию?

Максим Трулов: Как показывает опыт, именно художественные объединения достигали успеха.

Иван Серый: Я думаю, что мы взаимные паразиты. Каждому из нас чего-то не хватает, и мы друг другу что-то даём. А по поводу конкуренции с остальными художниками: я думаю, это было важно раньше, когда ты только начинал и конкуренция была стимулом к развитию. А сейчас, когда ты занимаешься своим направлением, конкуренция не ощущается.

Интервью: Алина Овчарова 

Фотографии: Анастасия Пономарева.